Команда постановщиков о спектакле «Каштанка»

Чехов всегда был, есть и остается одним из моих самых любимых писателей. Я большой поклонник его рассказов. Люблю и уважаю драматургию Чехова, возможно когда-нибудь и к ней подберусь. У моего отца в 1988 году был спектакль по ранним рассказам Чехова «Какое счастье» – это был гениальный спектакль.
Почему «Каштанка»? Я люблю животных! Для меня тема взаимоотношения животных и людей близка и интересна для исследования. Чехов говорил: «Если хочешь понять жизнь, то перестань верить тому, что говорят и пишут, а наблюдай и чувствуй». «Наблюдай и чувствуй» – это как раз та история, с которой мы работаем, история Каштанки, которую мы адаптировали под сегодняшний день. Наш спектакль поставлен по мотивам произведения, но с большим уважением к тексту, старались по максимуму сохранить авторский слог. Но мы живем в 21 веке и этот спектакль адресно направлен подросткам, которые, как правило, сегодня не читают. Они другие, но я уверен, что они способны чувствовать. Этот спектакль как раз таки очень визуальный, метафоричный. «Каштанку» мы ставили со щенячьим восторгом, потому что текст Чехова – он гениален. Я всегда был убежден, что этого автора нельзя ставить так, как он написан, его нужно исследовать, можно трактовать. Я уверен, что у нас получилась глубокая и чувственная история.
Спектакль рассказан от лица Каштанки, один из приемов, который мы использовали – вербатим. Это не жанр спектакля, это именно режиссерский прием. Зритель будет и плакать, и смеяться.
Спектакль поставлен языком современного театра – это синтез русского психологического и драматического театров, современной пластики, музыки и направления «театр в театре», которое я продолжаю исследовать. Зритель понимает, что его обманывают, но охотно верит. Здесь некая эклектика, когда мы не пытаемся сыграть, что пластиковый фужер в «Трактирщице» он стеклянный. Да, он пластиковый, да, мы завариваем кипяток в электрическом чайнике. Мы хотим тем самым сместить акцент и зрителю дать явно понять, что мы говорим здесь о вечном. В эпоху Гольдони не было электрочайников, в эпоху Чехова не было электроптичек. Чижик у нас – пластмассовый и поет, когда нажимаешь кнопочку, его не нужно кормить. Очень удобно нам, современным людям, жить в современном мире с «пластмассовыми птичками». Мы идем по Евпатории и слышим не пение живых птиц, а пение птиц на фонограмме. И никто даже не задумывается, а наоборот восхищается, как талантливо придумано. Мы живем в пластиковом неискреннем мире. А где настоящее за всем этим? Где истинные чувства? Почему мы прячемся, боимся чувствовать, сопереживать, подключаться к чему-то настоящему? Если мы сегодня предложим современному подростку пойти погулять в парк или полистать ленту в «Тиктоке», в большинстве случаев он выберет второе. Спектакль еще и об этом.
Три основные темы нашей «Каштанки»: взаимоотношения человека и животного, тема подростков и общества и театр в театре – пластмассовый мир, который нас окружает, но который бездушный. Этот контраст он у нас везде: в музыке, в сценографии, в режиссерских приемах и световом оформлении.
Наша команда – потрясающая, сложилось все идеально. Работу каждого из нас в итоге будет очень сложно распознать, вычленить. Мы все делали одно общее дело, и оно воспринимается, как единое произведение искусства. Мне кажется, звезды сошлись.

Поиск сценографического решения у меня начался с момента, когда в моём доме появилась собака. Наблюдая за её жизнью, рождались образы. Собака и трава. Собака и город. Наше пространство – это не в коем случае не попытка осовременивания Чехова. Это скорее его актуализация. Образ города, с его равнодушием попыткой отгородиться от любых чувств воплощён в заборе. А Каштанка –скорее трава, искренняя природность. Именно ковёр травы объединяет два мира: города (столяра) и театра (цирка мсьё Жоржа). Палитра постановки – это спектр, который видит собака. Идею предложил режиссёр спектакля – Андрей Пермяков. Это придало работе ракурс – взгляд собаки, немного снизу, но всегда вверх, с верой в хозяина.
Технологически спектакль достаточно сложный. Цеха театра осваивали новые материалы. Плюс пространство сцены – камерное, не прощающее «грязи», лишнего, требующее особой достоверности. Было сложно придумать способ трансформации города в цирк и наоборот. Думаю, что зритель увидит Чехова в спектакле. Не того Чехова, который жил на стыке веков, а саму суть чеховской истории о Каштанке.

Я перечитал «Каштанку» дважды. Началась подготовка еще весной, когда начали говорить о постановке с художником и режиссером. У Ольги начались поиски по части художественного оформления спектакля и было несколько эскизов, победил тот который сейчас по нему и началась подготовка. Мы регулярно созванивались с командой постановщиков. Ольга приезжала в Москву, вместе сидели придумывали. Что-то осталось, что-то отменилось в силу определенных обстоятельств.
Режиссерская задача в совокупности с художественным оформлением спектакля состояла в том, чтобы увидеть мир глазами собаки. В основной своей массе – это приглушенные цвета, приглушенная гамма, все практически черно-белое, монохромное. Цвета у спектакля практически нет, за исключением одного отрывочка, о котором я рассказывать не буду. Он появляется внезапно.
Я очень переживал, что был ограничен по времени, но все ожидания оправдались, мы все успели.

Подготовка к спектаклю началась непосредственно в поезде, который меня вез сюда. Так как много проектов, я люблю материал для себя открывать по ходу репетиций. В большинстве к своим проектам я не готовлюсь, просто какие-то мысли роятся, выхватываю их потом за хвосты и кристаллизую в какую-то форму. В этом спектакле открыл, что любовь – великая сила и она вне логики. Иногда кажется, что нам хорошо там, где кормят, а по факту оказывается нам хорошо там, где либо ты любишь, либо тебя любят.
Работа с труппой проходила прекрасно. Всегда чувствуется, когда артисты живут проектом, спектаклем, мотивированы, потому что это им выходить на сцену, двигаться, звучать и рассказывать эту историю.
История понятная, она не вылезала из головы и живет там с детства, но мне всегда интересны трактовки и взгляд, которые предлагает режиссер. Я другое звено, главный творец – это режиссер и артисты, у которых формируется виденье, а дальше уже я могу предложить свое.
Мне кажется, что работа режиссера по пластике хороша тогда, когда она не заметна, когда складывается впечатление, что артисты это делают сами. Думаю, в целом получилось.